В апреле 1921 года между станциями Негорелое и Столбцы, в 50 км от Минска, пролегла граница между первым социалистическим государством и другим, «буржуазным», миром.
15.08.2014
Нанесённые тогда на все карты, эти железнодорожные станции находились буквально в 150–200 м друг от друга, на них располагались польский и советский пограничные терминалы. В Столбцах – польский, в Негорелом – советский. Появились они здесь после заключения Рижского мирного договора между Советской Россией и Польшей, подытожив двухлетнее советско-польское противостояние. От Негорелого следовали курьерские трансконтинентальные поезда Негорелое – Владивосток, здесь проходил международный экспресс Маньчжурия – Столбцы. Станция Негорелое была конечным пунктом западноевропейского маршрута экспресса Париж – Негорелое. Таким образом, на разрезанной границей территории Белоруссии возникли «ворота» в другой мир, пройти через которые, правда, было нелегко – из Страны Советов в зарубежные поездки выпускали только самых надёжных граждан.
Не меньшее волнение испытывали и те, кто въезжал в «ворота» с другой стороны: Герберт Уэллс, Бернард Шоу, Ромен Роллан, Габриэль Гарсиа Маркес – все они в разное время посещали страну победившего социализма, а после пытались осмыслить увиденное. Не стал исключением и венгерский писатель Дьюла Ийеш, в 1934 году отправившийся изучать советские быт и нравы и описавший впоследствии своё путешествие подробно в книге «Россия. 1934».
«Лишь теперь видно, как много пассажиров сошли здесь, на последней станции, в Столбцах... Здесь проходит граница. Даже проводники и те покидают вагоны. Поезд без всякого сопровождения движется к России.
Осталось ещё метров двести-триста. Волнение в поезде возрастает с каждой секундой, как в мгновения великих исторических поворотов. ...Я высовываюсь из окна. Паровоз, пыхтя, въезжает в большущие деревянные ворота, украшенные вырезанными из дерева же серпом и молотом, под которыми поместился советский герб. «Да здравствуют трудящиеся всех стран...» – по буквам разбираем мы надпись на воротах... Куда ведут эти врата – в ад или в рай? Я зорко приглядываюсь ко всему, что меня окружает, и даю зарок хранить объективность. Оборачиваюсь назад – туда, где осталась Европа. «Коммунизм сметёт границы между странами!» – гласит надпись по эту сторону ворот. Слева от насыпи среди берёз мелькают деревянные избы, это первое советское село, Негорелое».
Поэт, прозаик и драматург Дьюла Ийеш, приехав в Будапешт из деревни 17-летним юношей, сразу оказался в гуще революционных событий 1919 года. После разгрома венгерской коммуны вынужден был покинуть Венгрию – на родине был выдан ордер на его арест. Несмотря на это, в отличие от многих соратников по борьбе писатель, не впадая в крайности, всегда сохранял объективный взгляд, что делало его в определённой мере «чужим среди своих». Забегая вперёд, скажем, что такая же нелёгкая судьба постигла его книгу о России. В Венгрии она подверглась ожесточённой критике, в СССР её просто проигнорировали, так что впервые на русском языке она была издана только в 2004 году.
Итак, Ийеш прибывает на станцию Негорелое: «...Нам предстоит пересадка, польским вагонам далее дороги нет. По другую сторону платформы начинаются русские рельсы, расстояние между которыми – вследствие предусмотрительности царских стратегов – шире, чем принято в Европе». Дальше – таможенный досмотр, проходящий в «просторном, как амбар, чистом помещении», где на стенах портрет Ленина, карта Советского Союза и картины про социалистическую жизнь: тракторы, молотилки, строительство Днепрогэса. Надо всем этим лозунг на шести языках «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».
Ну вот и поезд на Москву. В окне одна за другой сменялись идиллические картины. Все они «были окутаны дымкой некоего волшебства... голова слегка шла кругом. Оно и понятно: ведь я пришёл из другого мира».
Наконец, поезд, везущий путешественников из Западной Европы, прибыл «на один из московских вокзалов... Счастливчиков, прибегнувших к услугам международного бюро путешествий, встречали сотрудники «Интуриста» и усаживали в роскошные «кадиллаки». Меня никто не встречал... У выхода меня приветствовала лишь гигантская скульптура Ленина, простирающего к небесам десницу. С большим трудом дознался я, где находится камера хранения: не в самом вокзале, а в бараке рядом с основным зданием. После получасового стояния в очереди удалось наконец сдать багаж... Я извлёк клочок бумаги, где был записан адрес российского Союза писателей. Размахивая заветной бумажкой, я вступил на площадь – наконец-то в живую, подлинную Москву...»
Для начала Ийеш, приехавший на 1-й съезд советских писателей, решил недельку самостоятельно побродить по городу – по бульварам, вдоль трамвайных маршрутов, забредал на «широкую аллею, тянущуюся посреди мостовой», где толпились у каруселей девушки и юные солдатики и «голосистые рабочие... играли через сетку в волейбол. Стрельбой в тире и бросанием колец я забавлялся и сам и даже выиграл плитку шоколада и флакончик одеколона». Писатель подмечал мелочи: везде «на расстоянии ста метров одна от другой расставлены жестяные плевательницы размером с деревенскую сбивалку для масла». Отметил особенность московских очередей: «Это скорее признак дисциплинированности, чем необходимости. К примеру, я жду трамвая; если на остановке всего лишь пятеро, они тотчас выстраиваются один за другим». Он пробирался по горам глины вокруг строящегося метро, помогал вытаскивать застрявший грузовик, разглядывал витрины с сухарями, хозяйственным мылом и пирамидой спичечных коробков. Он привык к чрезвычайной общительности русских, которые сразу же после знакомства зовут к себе домой и по-приятельски передают с рук на руки, свыкся с городом, «где деревянные развалюхи столь разительно соседствовали с жилыми домами самой современной архитектуры», и взирал на окружающее уже без прежнего изумления.
Хотя некоторые явления Ийеш так и не смог постигнуть. Например, почему революция, вывернувшая наизнанку всю страну и изведшая под корень дворянство и буржуазию, не смогла справиться с бюрократами? Зачем у «творений, составляющих предмет наибольшей гордости», оставлять горы мусора, ликвидировать которые можно было бы одним взмахом руки? Почему воришку, посягнувшего на кошелёк частного лица, приговаривают к символическому наказанию, а присвоившего казённые деньги могут осудить на смерть?
Конечно, книга, подвергавшая сомнению то, что требовало слепой веры, не могла понравиться советским властям. Изменились и убеждения Дьюлы Ийеша, начинавшего сознательную жизнь в качестве революционера. В интервью 1979 года он говорит: «Сегодня мы едва можем представить, во что верили в начале ХХ столетия... – в то, что человечество, погрязшее в грехе, может быть спасено. Причём спасено немедленно, посредством мировой революции».
В сентябре 1939 года изменились границы государств, и «ворота в Европу» переместились в Брест-Литовск. Сейчас Негорелое просто небольшая станция в одноимённом посёлке Минской области.
Мария Анисимова
