Все мы родом из детства. И желания, мечты, возникшие тогда, порою определяют нашу жизнь. Но для большинства эти грёзы так и остаются несбывшимися. Особого восхищения достойна женщина, сумевшая не просто воплотить в жизнь свою детскую мечту о полётах, но и стать одной из самых известных лётчиц. Речь – о Марине Попович.
– Марина Лаврентьевна, вы знаменитый авиатор. Интересно, а как вы относитесь к другим видам транспорта, в первую очередь к железнодорожному? Может быть, поделитесь воспоминаниями, связанными с железной дорогой?
– Железная дорога с самого детства была для меня родной. В войну два месяца по ней мы добирались из Смоленской области в Новосибирск, куда нас эвакуировали. Студенткой я регулярно ездила поездом из Новосибирска в Болотное – а это 150 км.
Помню такой случай. В послевоенные годы поезда в час пик брали штурмом. И вот однажды, когда я выезжала из Болотного, одна женщина попросила меня подержать на руках малыша, и тут толпа её оттеснила, а я оказалась в вагоне с чужим ребёнком. Когда добралась до Новосибирска, сразу же обратилась в детскую комнату при вокзале, и объявила о «находке», но оставлять годовалого карапуза в приюте не решилась – забрала с собой в общежитие.
Месяц за ним ухаживали всей комнатой, по очереди пропуская занятия, пока не объявилась мама. Женщина, оказывается, объездила все станции до Новосибирска и интересовалась, не оставляли ли там ребёнка. Вот такое время было. Люди доверяли друг другу…
– Марина Лаврентьевна, что же послужило главной движущей силой для девушки из смоленской глубинки в её желании выбрать этот путь?
– Человек быстро становится взрослым, когда сталкивается с войной. В 1941 году мы жили под Витебском. На моих глазах фашистские самолёты расстреливали выпрыгивающих с парашютом советских летчиков, охотились на мирных жителей в полях. А потом началась оккупация, и всё стало ещё страшней.
Был случай, когда распяли мальчишку, который навёл наши бомбардировщики на немецкий склад топлива и боеприпасов. Нашей семье повезло: шёл 1941 год, линия фронта ещё не устоялась, и нас с мамой с помощью партизан эвакуировали сначала в Торопец, а оттуда – под Новосибирск. Там же я после окончания школы решила поступить в авиационный техникум, чтобы бить фашистов.
– Как же вам удалось осуществить задуманное?
– Я так налегла на учёбу, что меня досрочно переводили из класса в класс. И вот я поступила в Новосибирский авиационный техникум и одновременно пошла летать в аэроклуб ДОСААФ. Я маленького роста, поэтому по утрам стала висеть на перекладине по несколько минут вверх ногами.
– Рост – это была главная проблема?
– Рост и возраст. Я всегда прибавляла себе и то и другое, благо документы потерялись при эвакуации. После окончания авиационного техникума я поехала поступать в лётное училище в Москву, но меня отказывались туда принимать, – и ростом не вышла, и вообще женщин уже не брали в авиацию. Я добилась приёма у заместителя председателя Совета Министров СССР Климента Ворошилова и потребовала взять меня. Он долго расспрашивал, почему я хочу стать лётчицей и, услышав историю о распятом фашистами мальчике, приказал допустить меня до сдачи экзаменов в Центральную лётную школу ДОСААФ в Саранске.
Училище я окончила с отличием, и мне предложили на выбор – летать или готовить новых лётчиков. К тому времени я уже решила, что в мирное время самое лучше для пилотов – быть лётчиком-испытателем. А для этого нужно было набить руку, тренируя других. И я стала лётчиком-инструктором.
– А как к женщине-инструк-тору относились будущие пилоты?
– Прекрасно, хотя в армии всегда было некое недоверие к тому факту, что женщина может быть командиром экипажа, например… Помню один случай – в Молдавии долго не давали посадку Ан-12, которым я командовала, решили, что это стюардесса вышла на связь… Но сами лётчики-испытатели относились ко мне хорошо. Помню, я ждала второго ребёнка и решила ничего не говорить в полку – подумала, уйду в декрет, а меня не восстановят. Ну и доигралась – однажды ночью стало плохо, увезли в роддом, слава Богу, всё прошло успешно... А утром мой муж – Павел Попович – звонит командиру части и докладывает: «Поздравляю, ваш лётчик родил!» «Кто?!» «А кто у вас может родить?» «Марина?! Но я вчера только с ней летал, пятёрку поставил». «Ну а сегодня она родила…»
Потом однополчане на меня обижались: «Раньше мы приходили с работы, ноги на диван и говорили жене: ужин подай, тапки принеси… А теперь жёны строптивы стали – сам всё делай, вон, мол, Марина так же, как вы, летала, да ещё и родила после этого…»
– Марина Лаврентьевна, ваш первый муж – лётчик-космонавт Павел Попович. Как произошло ваше знакомство?
– Был новогодний бал в лётном училище, и он, тогда ещё курсант, подошёл ко мне: – Барышня…
– Я не барышня, а гражданочка, – говорю ему сурово.
– Хорошо, гражданочка. Разрешите пригласить вас на танец.
Я согласилась.
Мы долго переписывались. Он тогда в Петрозаводске учился, а я в Саранске, виделись на каникулах. Когда закончили одновременно учёбу, он приехал летом и предложил выйти за него замуж. В ЗАГСе долго не верили, что два лётчика регистрируются…
– Вы ведь тоже хотели стать лётчиком-космонавтом по примеру мужа?
– Да, Павел прошёл комиссию в отряд космонавтов и сказал мне: «Если будут набирать отряд женщин космонавтов, соглашайся. У тебя смелости и ума хватит». Я и пошла, но меня в отряд не взяли. Может быть, потому что среди претенденток я одна была уже с ребёнком… Одно дело рисковать жизнью женщины-лётчика, другое – матери…
– Марина Лаврентьевна, на вашем счету 5600 часов полётов, какой был самый сложный…
– Сложный, не скажу, а вот последний... Когда я побила рекорд по дальности полёта, пролетев по маршруту Волгоград – Москва – Астрахань – Волгоград 2510 км, я стала очень популярна в США. И вот в начале 90-х, являясь вице-президентом международного фонда «Здоровье Отечества», я «выбивала» спонсорскую помощь у американцев. Тогда наш фонд хотел отправить на протезирование в Штаты группу детей. Вот мне и предложили «растопить» сердца спонсоров, совершив полёт на каких-то международных соревнованиях.
Я попросила себе чехословацкий учебный самолёт Л-29, поскольку моих любимых МиГ-21 не было. Дали «ведущего» – местного лётчика на таком же самолёте, тот говорил по-русски, объясняя, что мне делать, а то на приборной доске – вместо метров футы и вместо километров – мили, да и параметров аэродрома я не знаю. Сделали всё правильно, но в конце американец сел первым, а я, смутившись незнакомыми показателями на приборах, сделала лишний круг над аэродромом. И американцы сильно испугались. Дело в том, что в 40 км от этого места находится мыс Канаверал, откуда на следующий день должен был стартовать шаттл «Дискавери». Они решили, что я полечу его атаковать, как камикадзе…
